История борьбы и триумфа

К созданию заповедника «Басеги» причастны десятки людей, но лишь один из них – учёный-биогеограф Георгий Анатольевич Воронов – взял на себя роль лидера, бойца, сумевшего довести дело до победной точки. Но к этому ему предстояло идти тернистым путём.

Свой путь в науке

– Георгий Анатольевич, вы с детства увлекались изучением природы, биологией. А кто всё же определил ваш путь в науке?
– Мой интерес к биологии появился потому, что мой отец был биологом. С детства я ездил с ним в заповедники. К примеру, летом 1946 года побывал в Наурзумском заповеднике в Казахстане. Мне тогда было 9 лет, и я помогал отцу в лаборатории, чисто технически. Там я познакомился с профессором МГУ Александром Михайловичем Чельцовым-Бебутовым.

В 1954 году, когда я окончил девятый класс, А.М. Чельцов-Бебутов предложил мне поехать в Прикаспий в составе биогеографического отряда экспедиции МГУ. Я провёл там целый сезон, и мне стало ясно, на какую специальность поступать после школы. И тут есть маленький нюанс: в 1954 году в биологии господствовала школа Т.Д. Лысенко. Она отличалась крайне реакционными взглядами, проповедовала ламаркизм. Мне, воспитанному на классической литературе по биологии, было бы тяжело учиться на биофаке. К тому времени я уже читал труды Менделя, Берга. Тогда на географическом факультете МГУ, на кафедре биогеографии, которой заведовал мой отец, сложился «оазис» биологов, докторов наук. Там же работал и Чельцов-Бебутов. Поэтому я поступил на географический факультет МГУ, окончил его и всю жизнь занимался исследованием экологии и географии животных.

После МГУ по распределению поехал в Иркутск, создавать институт географии Сибири и Дальнего Востока. Мне довелось там работать с великим экологом Николаем Фёдоровичем Реймерсом. Три сезона я провел в Верхне-Ленской экспедиции. Через год я поступил в аспирантуру. Начальство потребовало, чтобы кроме Реймерса (тогда молодого кандидата наук) руководителем был маститый ученый. Я договорился о руководстве с крупнейшим экологом, работавшим когда-то в Наурзумском заповеднике – Александром Николаевичем Формозовым.
Ещё через год меня перевели в аспирантуру Московского института географии, где работал и Формозов. Там я окончил аспирантуру, а потом, вслед за Реймерсом, уехал в лабораторию зоологии СахКНИИ на Сахалин. В МГУ биогеографы получали хорошую подготовку по зоологии, которую мы знали не хуже, чем полевые зоологи; нам преподавали несколько курсов экологии. Зоогеография давалась в 5-6 вариантах, причём, читали её великие учёные, ныне классики – Александр Петрович Кузякин, Сергей Павлович Наумов, Сергей Евгеньевич Клейненберг, мой отец и другие.

Вначале была идея...
– Вернувшись в Пермь, вы преподавали в пединституте, а затем перешли в госуниверситет. Как вам пришла мысль о создании заповедника на Басегах?
– В Советском Союзе в 70-е годы было создано три кафедры охраны природы, первая в Казанском университете (на биофаке), вторая на геолого-географическом факультете Томского университета, третья на биофаке Ростовского-на-Дону университета. В Пермском университете была создана четвертая кафедра – на географическом факультете. Для развития такой кафедры нужна была идея, и она подвернулась сама собой. В 1976 году моя жена Ольга Ивановна Воронова вместе с Ольгой Эдуардовной Шергольд (обе работали на Пермской лесной опытной станции) выехали на Басеги для исследования типов лесов. Они написали докладную записку в общество охраны природы Пермской области о том, что на территории хребта Басеги надо создавать заповедник.
На самом деле, идея была не новая. Мы узнали потом, что этот район ранее уже исследовали разные пермские учёные и специалисты. Среди них лесничий Иван Николаевич Керженцев, учёные Серафим Петрович Чащин, Евгений Михайлович Воронцов и другие. Ещё в 1960 году было принято решение о создании заповедника (на уровне облисполкома). Организовать заповедник поручили обществу охраны природы. Но оно, как общественная организация, не могло иметь заповедник.
Тогда не удалось создать природный резерват. Возможно, сложилась неблагоприятная ситуация. В 50-е годы было две «волны» уничтожения заповедников в стране. Сначала министр госбезопасности Абакумов заявил, что заповедники – это место, где удобно прятаться шпионам. Потом Никита Хрущёв решил резко сократить заповедные территории. Итогом такой политики стало снижение площади заповедников в Советском Союзе до 1 млн. 700 тыс. га. Сравните: площадь природных резерватов в Японии в то время составляло 1 млн. 70 тыс. га!

Нестандартный вариант
– Как состоялась ваша первая встреча с Басегами?
– В 1978 году докладную записку О.И. Вороновой и О.Э. Шергольд передали мне. Я решил увидеть Басеги собственными глазами и пригласил в экспедицию двух первокурсников-географов Владимира Зайцева и Владимира Резвых, а также дипломника-биолога Валерия Чепкасова. Вчетвером мы добрались через посёлок Новая Вильва на Южный Басег. Жили несколько дней в избушке, исследуя окрестности. Потом ушли на гору Средний Басег. Вернулись в Новую Вильву. По узкоколейке доехали до Средней Усьвы. Оттуда сплавились на байдарках по реке, чтобы посмотреть на хребет с севера.
Я убедился, что Басеги действительно перспективное место для создания заповедника, и начал вплотную заниматься его организацией.
Поскольку у меня уже был значительный организаторский опыт, накопленный в экспедициях по Сибири и Дальнему Востоку, опыт создания кафедры, я выбрал нестандартный вариант. Прежде всего, я проконсультировался с Николаем Федорович Реймерсом и Феликсом Робертовичем Штильмарком. Ф.Р. Штильмарк – очень значимая фигура в заповедном деле, великий человек, который создал или участвовал в организации более двадцати заповедников. Мы с ним дружили в последние годы его жизни...
Выслушав меня, пессимистически настроенный Ф.Р. Штильмарк сказал, что пробить заповедник не удастся. Это практически невозможно, так как все площади уже отданы лесорубам, включены в базу лесоразработок объединения «Пермлеспром».
Сложившаяся ситуация добавила мне решимости сделать нестандартный ход. Меня познакомили с корреспондентом газеты «Советская Россия» по Пермской области Вадимом Огурцовым. Газета была органом ЦК КПСС. Мы с Огурцовым стали публиковать статьи. Первую из них, о необходимости создания заповедника «Басеги», написал я. Кроме меня (тогда доцента), её подписали профессора ПГУ В.П. Живописцев, Б.А. Чазов и другие. Это был первый «залп». Потом «Советская Россия» опубликовала ещё три моих статьи. Писал и сам Огурцов. Все статьи были приложены к проекту заповедника «Басеги», который мы с сотрудниками нашей кафедры разрабатывали несколько лет. По объёму и значимости этот труд равен кандидатской диссертации.
Боевая группа поддержки
– Нашли ли вы понимание и поддержку у общественности?
– Я стал привлекать к созданию заповедника людей, которые не имели непосредственного отношения к делу охраны природы. Первая группа – это ветераны гражданской войны. Среди них известный в Пермской области и на Урале писатель Александр Николаевич Спешилов, автор популярного тогда романа «Бурлаки» и других произведений. При встрече он выслушал меня и сказал, что поддерживает идею организации заповедника и обязательно подпишется под письмом. Подписал коллективное письмо ветеранов и Виктор Степанович Мычелкин (начальник охотинспекции Пермской области). Письмо отправили в ЦК КПСС.
Вторая группа – ветераны Великой Отечественной войны, была несколько больше – она включала 15 человек. Моя крёстная мама, Надежда Михайловна Хохрякова, фронтовичка, также поддержала меня. Подписал письмо и представитель очень известной у нас на Урале семьи Чудиновых – Сергей Константинович Чудинов, военный метеоролог, фронтовик. Мы дружили с ним. Его брат Петр Константинович был крупным учёным-палеонтологом, профессором, первооткрывателем очерских звероящеров. Всего мы собрали десятки подписей. Кроме того, соответствующие письма подписали общества охраны природы, ботаников, географов, териологов. Поддержал нас и директор Свердловского академического института экологии растений и животных Владимир Николаевич Большаков. Все письма ушли в ЦК КПСС.

В столичных кругах власти
– И вы отправились вслед за ними, наводить мосты с высшими эшелонами власти?
– Да, я поехал в Москву. Побывал в двух госпланах – РСФСР и СССР, Совете министров РСФСР. Общаясь с чиновниками, обнаружил при этом забавную вещь. Узнаю номер телефона, звоню, представляюсь: «Я Воронов Георгий Анатольевич, прошу меня принять». По-видимому, раздобыть телефон было самым сложным, и чиновники думали: раз он знает телефон, значит, у него связи, возможно даже, в ЦК партии. И они принимали меня безоговорочно, сходу!
– А у вас, в самом деле, были связи?
– Да, в научных кругах.
– Как вам удалось преодолеть сопротивление высших чиновников?
– Поначалу всё складывалось непросто. В лесном отделе Госплана РСФСР мне довелось встречаться с одной дамой по фамилии Пилипенко, которая отстаивала интересы лесорубов.
Все документы по будущему заповеднику попали, в конце концов, в ЦК КПСС – к Соломенцеву. В итоге, первоначально было решено создать заповедник в системе Министерства высшего образования, при Пермском госуниверситете.
Одновременно был разработан проект организации заповедника, в котором участвовали полтора десятка человек, в установленном порядке этот документ был отправлен в Совет министров РСФСР. В конце концов, руководство Госплана РСФСР вынуждено было дать добро на организацию заповедника. Та самая Пилипенко удивлялась: «Как так – приехал какой-то скромный, тихий молодой человек (мне тогда было лет 40, но я выглядел моложаво, лет на 30), и вдруг такой шум-тарарам поднялся – газеты пишут, письма идут, из ЦК нам звонят. А самое главное – эта «непотопляемая торпеда» (и она указала пальцем на наш проект). Пилипенко тогда сказала мне, что на таком высоком уровне, как получилось у нас, мало кто делал проекты заповедников.

Союзники и оппоненты
– Итак, постановление о создании заповедника было принято. Это была победа?
– В общем, да, хотя выделили не 30 тыс. га, как мы просили, а только 19,4 тыс. га. Это была уступка лесорубам, которые требовали оставить под заповедник не более 11 тыс. га. Месяцев восемь мы «бились» с лесорубами, но добились выделения лишь 19,4 тыс. га. К сожалению, тогда нельзя было выпросить больше. Уже позднее удалось расширить территорию заповедника «Басеги».
– Сколько лет прошло с начала разработки проекта создания заповедника до его реального воплощения?
– Эта история продолжалась с лета 1978 года, когда мы с моими студентами выехали на Басеги, и до 1 октября 1982 года – дня принятия решения Совета министров РСФСР за №531 о создании заповедника. Эти четыре года я много времени и сил отдавал организации заповедника. Приходилось по несколько раз бывать в министерствах и ведомствах, от которых зависело принятие решения. Важно, что я был не один – меня поддерживали многие люди: москвичи академик Владимир Евгеньевич Соколов, профессор МГУ Наталья Викторовна Башенина, профессура пермских вузов, газеты. Кстати, в приложение к проекту включены все газетные публикации в поддержку заповедника. По распоряжению председателя облисполкома Александра Степановича Малафеева, серьёзную поддержку в работе с республиканскими министерствами и ведомствами мне оказывали заместитель председателя облисполкома по сельскому хозяйству Василий Васильевич Казанцев и его помощник Борис Михайлович Флягин. Эти два человека сделали очень много для создания «Басегов». Чтобы заповедник был создан, они изыскали на юге области в порядке компенсации «Пермлеспрому» за утраченную лесосырьевую базу 5 млн. кубов леса. В общем, мы победили, благодаря союзу науки, властных структур области, прессы и многих общественных организаций. Особой благодарности заслуживают ветераны гражданской и Великой Отечественной войн, которых уже нет с нами.
– Но ведь были у вас и сильные оппоненты?
– Да, все эти годы мы испытывали большой прессинг со стороны «Пермлеспрома», которому будущий заповедник был «поперёк горла». В своей борьбе против заповедника наши противники допустили непоправимый промах. В итоге произошёл казус. «Пермлеспром» написал в одну из высших инстанций письмо, в котором утверждал: лучше создавать заповедник не на Басегах, а в бассейне реки Вишеры. Я это письмо сохранил. И когда наша кафедра биогеоценологии и охраны природы начала заниматься организацией заповедника «Вишерский», я пустил это письмо в ход как один из главных аргументов. Сами лесорубы предлагают создать природный резерват! Ещё когда шла борьба за «Басеги», я поручил своей дипломнице-заочнице Яровой собрать материал по будущему заповеднику на Вишере. И она подготовила дипломный проект по этой теме. Яровая жила в Эстонии, но полгода провела в Перми, чтобы собрать и обработать весь материал. За это время заместитель генерального директора «Пермлеспрома» Иван Фёдорович Можаров, противник заповедника «Басеги», перешёл в областной комитет по охране природы и стал бороться за создание заповедника на Вишере. Надо отдать ему должное – на новом посту он занял очень твёрдую позицию, отказать ему было просто невозможно.
О создании заповедника «Вишерский» нужно рассказывать отдельно. Это уже другая, не менее интересная история.
Подготовила Нина Кашафутдинова

Биографическая справка
Георгий Анатольевич Воронов родился 18 октября 1935 года в Москве. Детство и юность провел в г. Молотове (Перми), учился в школе № 32. Принадлежит к династии пермских учёных и просветителей Генкелей. Его мать – известный пермский филолог М.А. Генкель, а дед А.Г. Генкель, дядя П.А. Генкель и отец А.Г. Воронов – известные биологи.
Г.А. Воронов окончил Московский государственный университет в 1960 году, получив специальность «физико-географ». Всю свою жизнь посвятил изучению и сохранению окружающей природной среды Прикамья и других регионов страны, исследованиям в сфере биогеографии, экологии, зоологии.
В 1960 г. после окончания МГУ Г.А. Воронов по распределению работает в Институте географии Сибири и Дальнего Востока СО АН СССР. В 1964 г. перешёл в лабораторию зоологии Сахалинского комплексного НИИ ДВО АН СССР. В 1965 г. защитил кандидатскую диссертацию.
В 1966 г. переехал в Пермь. До 1976 г. работал доцентом кафедры зоологии биолого-химического факультета и факультета начальных классов. В 1976 г. перешёл в Пермский госуниверситет на географический факультет, работал в должности доцента кафедры физической географии. В 1977 г. организовал на этом факультете новую кафедру – биогеоценологии и охраны природы, которой бессменно заведовал до 2008 года. Здесь профессор Г.А. Воронов трудится и поныне.
Круг научных интересов Георгия Анатольевича весьма широк. В российских научных изданиях и за рубежом опубликованы труды учёного о природе, животном мире и особо охраняемых природных территориях Пермского края, о природе и растительном мире Сахалинской области, Красноярского края, верхней Лены и Приуралья. Некоторые его работы посвящены жужелицам, клещам и блохам, амфибиям и рептилиям, птицам и зверям, как отдельным видам, так и их сообществам. Всего опубликовано более 350 научных и научно-популярных работ Г.А. Воронова, том числе свыше 20 монографий и учебных пособий.
Под руководством Г.А. Воронова преподавателями созданной им кафедры подготовлено и успешно защищено 8 кандидатских диссертаций и одна докторская.
Известный далеко за пределами России учёный, доктор географических наук, кандидат биологических наук. Академик Российской экологической академии, Международной академии наук экологической безопасности, академический советник Международной академии наук высшей школы, почетный член Всероссийского общества охраны природы, ассоциации «Росохотрыболовсоюз», председатель Пермского отделения Российского териологического общества, соруководитель экологического парламента бассейна Волги и Северного Каспия. Г.А. Воронову присвоены звания «Заслуженный эколог РФ», «Почётный работник высшего профессионального образования».

Источник: газета "Басеги заповедные", №2, октябрь 2015 г.

 

Яндекс.Метрика

Авторизация